Всего одна рука у адмирала
И глаз один. Но беспощаден взгляд.
«Вам следует предстать пред трибуналом.
С изменниками там поговорят". --.
«Милорд, мы заключили соглашенье.
Оно нарушено не может быть.
Всем, кто остался – даровать прощение.
Всех, кто уйти захочет, -- отпустить». –
«Государи измены не прощают
И с подданными пакт не заключают».
Был князь Франц Караччьоло тут же схвачен,
На свой же бриг «Минерва» отвезен
И поднят кабестаном на фок-мачту.
С ядром в ногах висел на рее он.
Он бросил на Неаполь взгляд прощальный,
Но в тот же миг поникла голова.
Петля затянута. Не прозвучали
Задушенные гордые слова.
Лишь поздно вечером обрезали канат,
И труб с ядром в ногах был морем взят.
Над патриотами расправу продолжали.
Согнав на рынок городской людей,
Им из груди живое сердце рвали,
В куски рубили маленьких детей.
Ринальди, божий пастырь, человечьи
Конечности, изжарив, пожирал:
Лодыжки, бедра, руки, ноги, плечи…
Весь флот английский это наблюдал.
Народу королева люто мстила
За то, что Англия Неаполь победила.
Недели через две, на море глядя,
В стекле трубы увидел адмирал
Удавленника труп на водной глади –
Глазниц провалы, жуткий рта оскал.
Труп пропадал и снова появлялся,
Волчком вертелся, греб, нырял, всплывал,
Вниз уходил, по пояс поднимался,
Но каждый раз из волн морских вставал.
Его стоймя ядро в воде держало,
К Неаполю теченье направляло.
И Нельсон вздрогнул: «Скольких мы казнили.
А если б вес они назад приплыли?»
Лорд Горацио Нельсон, королева Мария-Каролина
И сэр Уильям Гамильтон, все три кровожадные пугала
англо-неаполитанской контрреволюции, имели,
странным образом, нечто общее: все они спали или,
по меньшей мере, состояли в браке с красавицей-танцовщицей
Эммой Гамильтон. Это примечание ничего не доказывает
И не должно ничего доказывать.