Тише, дед, не торопись.
Поднимайся с тюфяка.
Голову – в ведро с водой,
Подметем-ка прежде пол,
Дров нарубим, печь затопим.
Вот холщовая рубаха,
Пара плисовых штанов,
Сапоги твоей работы
От подошв до голенищ.
Инструмент лежит на полке:
Шило, дратва и смола.
Но когда он входил в соседнюю залу,
Все, что он видел, его удручало.
Канделябры освещали
Броши, ордена и шпоры.
Мило с дамами болтали
Камергеры и майоры.
Сыт по горло болтовней,
Хмуро начинал он завтрак.
А лакей уж за спиной:
«Каша пшенная для графа!»
Поторапливайся, дед,
Жар и кашель, ты простужен,
Рукавицы позабыл,
Но свободен. Из неволи
Крепостной господской жизни
Паровоз тебя умчит.
По чугунке доберешься
До Астапова. В сторожке
У начальника вокзала
Для тебя найдется угол.
Слава богу, он толстовец.
Наконец спокойно ляжешь
На соломенный тюфяк,
Сложишь руки Гиппократа
На волнистой бороде,
Наконец-то, наконец-то
Ты останешься один.
Смерть приближалась. Терял он силы.
А жизнь за дверями все так же бурлила.
Вслед за ним графиня Соня
Не замедлила явиться.
Музицирует в вагоне,
Ведь ночами ей не спится.
Все решает: Что с правами?
Что с наследством? С сыновьями?
Сыновья все тоже тут –
О наследстве спор ведут.
Некто Мейер прибывает
От Пате (Париж. Прокат.)
И для хроники снимает
Все, что движется, подряд.
В нетерпенье целый свет.
На вокзале есть буфет,
Где развязки ожидают
Корреспонденты всех газет.
Для порядка поддержанья
Молодцов в жандармской форме
Губернатор из Рязани
Размещает на платформе.
Гость из северной столицы
Прибыл с порученьем тайным.
От него в цивильном лица
Ждут инструкций в местной чайной.
Утром поезд доставляет
Даже Варсонофья-старца.
Местный поп его встречает,
Он с утра успел набраться.
«Быстро к графу. Перед смертью
Покаянья ждет Синод».
Николай в ответ: «Поверьте,
Этот номер не пройдет».
Только честной сельской шлюхе,
Что всю жизнь трудилась в поте,
В дни толстовской заварухи
Подфартило на работе.
Целый золота мешок
Ей стать набожной помог.
И до праведной кончины
Не спала она с мужчиной.