В Берлине, довольно большом городе на северо-германской равнине, путешественник, который пересечет Розентальское предместье и поднимется на гору Пренцлау, окажется на весьма оживленной Антоновой площади, где непременно наткнется на мастерскую часового мастера Мерле. Хотя эта невзрачная лавочка и ютится в покосившемся тесном домишке, миновать ее невозможно, потому что в крохотной витрине, когда бы вы ни проходили мимо, всегда выставлены часы какой-нибудь допотопной конструкции или редкой ценности. Часы не всегда одни и те же. Иногда они вырезаны из дерева и напоминают древний храм, иногда – отлиты из бронзы и украшены красивой фигуркой обнаженной женщины, которая, устремив нежный взгляд на циркуль, размышляет над математической задачей, но в любом случае эти часы – вещь замечательная и вызывающая восхищение. Однако выставленные в витрине часы отнюдь не являются собственностью часовщика Мерле. У часовщика Мерле нет денег на приобретение столь дорогих произведений декоративного искусства и столь оригинальных механизмов. Нет, часы принадлежат его клиентам. Часы были сломаны, мастер их отремонтировал, а когда они снова заработали и заблестели, он выставил их в витрине для всеобщего обозрения, на радость и в поучение всем прохожим на Антоновой площади.
Вы, однако, можете спросить, неужто владельцы часов не желают получить их обратно? В том-то и заковыка. Разумеется, владельцы хотят получить свои часы обратно. В конце концов, они ждали не меньше года, пока мастер починит часы. Им не терпится увидеть, наконец, свои часы на прежнем месте – на комоде или на книжной полке. Но часовщик Мерле не спешит их возвращать. Он не в силах с ними расстаться. Заказчик может умолять и браниться, сколько ему угодно – у часовщика Мерле всегда найдутся отговорки. Одна деталь, говорит он, еще не подогнана. Или же он заявляет, что ему нужно не меньше недели, пока он убедится, что часы идут точно – не спешат и не отстают ни на секунду. Заказчику остается только смириться, а часы тем временем сверкают в витрине мастерской, как я и описал это выше. В один прекрасный январский день я, как мне было назначено, отправился на Антонову площадь, чтобы забрать свои часы. Разумеется, уже не в первый раз. Часы сделаны в виде орла, держащего в позолоченных когтях циферблат, а циферблат вставлен в зеленую рамку-занавес. Часы были готовы, по крайней мере, еще летом. Часовщик Мерле приветствовал меня самым любезным образом. Мы поболтали о том, о сем. Разумеется, не о часах.
-- А известно ли вам, -- спросил между прочим часовщик, в честь кого названа Антонова площадь?
-- В честь знаменитого Антона, -- ответил я. – Кто же в этом сомневается?
-- Многие так думают, -- возразил часовщик, -- но но вы все до единого заблуждаетесь. Антонова площадь названа вовсе не в честь знаменитого Антона, а в честь маленького Антона.
-- Маленького? – удивился я. – О маленьком Антоне я вообще ничего никогда не слышал.
-- Вот что я вам предлагаю, -- сказал часовщик. Давайте сегодня забудем о часах, все равно в них надо кое-что подправить. Зато я расскажу вам, как случилось, что Антонова площадь обязана своим названием не знаменитому Антону, а маленькому Антону. История в высшей степени занимательная, и вы не пожалеете, что проделали столь долгий путь, чтобы услышать ее от меня.
Маленький Антон был симпатичный застенчивый мальчик. Он дружил бы со всеми на свете, если бы, к несчастью, его дом не стоял прямо на Антоновой площади. Поэтому все другие мальчишки с Антоновой площади, которых звали Алекс, Бертрам или вообще Хайни, смеха ради дразнили маленького Антона из-за его имени.
-- Эй, Антон, площадь-то в твою честь назвали!
-- Перестаньте, ребята, -- просил Антон.
-- Но ведь на указателе написано «Антон», -- визжали глупые мальчишки, покатываясь со смеху.
Вся беда в том, печально размышлял маленький Антон, что я еще такой маленький. Будь я большим и взрослым, надо мной никто бы не смеялся. И может быть, я стал бы таким знаменитым, что в честь меня и вправду могли бы назвать площадь. Взрослым хорошо, они каждый день получают почту и никогда не плачут, потому что у них не бывает настоящих неприятностей.
Перед самым Новым годом Антон побежал в городскую типографию, где печатались календари.
Антон любил новые календари: в них он мог прочесть собственными глазами, что становится старше. Обычно новые календари появляются в магазинах только к февралю, но Антон надеялся, что в типографии они могут быть готовы раньше. Подходя к зданию типографии, он увидел, как туда вошли двое: старик, который, судя по его неопрятному виду, не очень-то следил за собой, и юноша, у которого еще даже не росла борода. Это, как вы понимаете, были Старый год и Новый год.
-- Что они там делали? – спросил часовщик Мерле. – А что вообще делает Новый год? Он наступает. Где он наступает? В календаре. Новый Год в компании со Старым Годом пришел к мастеру по календарям, потому что ему вскоре пора было наступать.
Антон вошел внутрь вслед за ними. Они уселись в приемной и стали ждать фейерверка и звона колоколов.
Старый Год поставил на колени свой портфель, вынул из него кипу бумаг и положил их на стол.
-- Ну-с, начнем помаленьку сдавать дела, -- сказал он. В этой тетради все, что касается лесов.
-- Все, что касается лесов, -- сказал Новый Год, --- мне особенно приятно.
-- Видишь ли, -- сказал Старый Год, -- леса сильно пострадали из-за частых бурь. В следующей тетради опись крыш. Правда, почти все они прохудились. Что ни день, то град, как тут кровельщику справиться? Теперь перейдем к улицам. Я бы не сказал, что они находятся в аварийном состоянии.
-- Слава богу, -- обрадовался Новый Год.
-- Отнюдь, -- сказал Старый Год. – Их состояние безнадежно. Помнишь, какое половодье было этой весной?
-- Неужели все твои бумаги доставляют одно беспокойство?
-- Никакого беспокойства, -- заверил Старый Год, -- если положить их под голову и заснуть.
-- Не хотелось бы с этого начинать, -- расстроился Новый Год. – Хочется начать весело и красиво, ведь со мной связано столько надежд. А ты передаешь мне дела в таком плачевном состоянии!
Старый Год понурил лысую голову.
-- Я и сам не рад, -- пробормотал Старый Год. – Мне не слишком везло. Но что сделано, то сделано. Придется тебе начинать с того, на чем я остановился.
-- И нет никакого выхода? – в отчаянии спросил Новый Год.
-- Выход есть, -- задумчиво произнес Старый Год. – Правда, мне он не очень нравится. Ты мог бы на этот раз уступить и позволить мне остаться. Тогда я оставил бы тебе наследство получше, я обещаю.
Он искоса взглянул на Новый Год, как бы оценивая произведенное впечатление, и прибавил:
-- Хотя я предпочел бы отправиться на покой.
Новый Год был еще совсем наивным и доверчивым, что сразу было видно по его лицу.
-- О пожалуйста, -- стал умолять он, -- наступи еще раз.
-- Ну, если ты настаиваешь, -- сказал Старый Год. Так тому и быть.
-- Заключаем договор, -- сказал Старый Год.
-- Заключаем договор, подтвердил Новый.
И они ударили по рукам.
Антон, который тихонько сидел в углу и слышал весь разговор, побледнел от ужаса.
-- Антон хотел поскорее вырасти, -- пояснил часовщик Мерле, -- не нужно упускать этого из виду. Если бы Антона не звали Антоном или площадь не называлась бы Антоновой, он, возможно, нашел бы забавным возвращение прошлого года. Но ему было не до смеха, ведь он хотел как можно скорее вырасти. Нет, он не допустит, чтобы эта сделка состоялась. И Антон открыл большую двустворчатую дверь, на которой висела табличка с надписью: Календарщик. Вход воспрещен». Больше всего, -- провозгласил часовщик Мерле, -- можно добиться за такими дверьми, га которых значится: «Вход воспрещен!»
-- Дело в том, -- сказал Антон, -- что Старый Год выпросил у Нового разрешение наступить еще раз. Он хочет вернуться.
-- Невероятно, -- сказал Календарщик.
-- Они даже заключили договор, -- сказал Антон, -- и ударили по рукам.
-- Невероятно, -- сказал Календарщик. – Входишь сюда, как будто так и надо. Мог бы, по крайней мере, постучать.
-- По-моему, -- сказал Антон, -- то, что я вам рассказываю, все-таки намного хуже.
-- Хорошего мало, -- соглаислся Календарщик.
-- Вы можете этому помешать?
-- спросил Антон.
-- А как? – сказал Календарщик. – Погода не зависит от календаря, календарь зависит от погоды. На дворе зима, мы и пишем: зима. Если мы напишем: лето, люди наденут купальные костюмы, замерзнут и напишут на нас жалобу. Если Старый Год возвращается, я должен снова напечатать старый календарь.
-- Но ведь это ужасно, -- сказал Антон.
-- В самом деле, -- сказал Календарщик. – Мы совершенно не подготовлены к такому обороту дела. Новый старый календарь будет готов только к июлю.
-- Это еще не самое страшное, -- пояснил Антон. – Самое страшное состоит в том, что дети перестанут расти. Самые маленькие будут вынуждены появиться на свет еще раз. Школьники останутся на второй год. Что же теперь делать?
-- Перестань, -- сказал Календарщик. – Тут ничего не поделаешь. Сам же ты сказал, что они заключили договор. Договор может быть расторгнут только судом, в крайнем случае, третейским судом. А где ты сейчас, перед Новым годом, возьмешь трех добропорядочных горожан, скажи на милость?
Антон не сказал. Он уже выбежал на улицу.
Но на улице действительно никого не было. Только пустые трамваи с грохотом проезжали мимо Антона. Хлопья снега искрились в свете фонарей, заметая следы прохожих, и только след, оставленный подошвами Антона, тянулся ниткой жемчуга по безлюдной площади.
Наконец, Антон повстречал первого горожанина. Это был Хряк, танцевавший на задних лапах вокруг городского фонтана.
-- Вы очень заняты? – спросил его Антон.
-- Очень, -- сообщил Хряк. – Я счастлив.
-- Всегда? -- поинтересовался Антон.
-- Ну, -- задумался Хряк, -- никто не бывает счастлив всегда, даже Хряк, приносящий удачу. Зимой, к примеру, все лужи замерзают, и я не могу вних валяться. И что я тогда делаю? Я прошу проходящих мимо маленьких мальчиков почесать мне спину.
Хряк подмигнул Антону, и тот почесал ему спину.
-- Все будет в порядке, -- сказал Хряк.
-- Я хотел бы попросить вас об одном одолжении, -- смело начал Антон. – Новый Год уступил Старому Году свою очередь, и я ищу тркех добропорядочных граждан, которые могли бы составить третейский суд и принять надлежащие меры.
-- Рука руку чешет, долг платежлм красен, -- заявил Хряк. – Кроме того, тут дело нечисто. Я согласен.
-- Спасибо, -- грустно сказал Антон. Но ведь не хватает еще двоих.
-- А вот этот не подойдет? – Хряк указал вверх. Там на крыше стоял Трубочист. Он, как известно, тоже приносит удачу. Собственно говоря, это был всего лишь черный силуэт, как будто вырезанный ножницами из луны. Но его можно было узнать по цилиндру. Ведь на крыше редко можно встретить людей. А если люди стоят на крыше, да еще с цилиндром на голове, то в этом случае наверняка речь идет о трубочистах.
Хряк поднес копыто к своему пятаку.
-- Не могли бы вы спуститься сюда, любезный друг? – крикнул он вверх.
-- Я жду, когда придет Новый Год, -- крикнул Трубочист.
-- Я тоже, -- крикнул Хряк в ответ. – Только он не придет, если вы не придете.
Как только Трубочист скрылся в чердачном окне, из-за угла показался худой господин с бородкой клинышком.
Господин поздоровался с Хряком.
-- Добрый вечер, Хряк.
И с Трубочистом, показавшемся в дверях дома.
-- Добрый вечер, Трубочист.
-- А ты кто такой? – спросил он Антона.
-- Я маленький Антон.
-- А я Портной и шью наряды для хлопушек.
-- Пожалуйста, -- сказал Антон, -- не мсейтесь надо мной. Это очень важное дело. Мне непременно нужно найти трех добропорядочных горожан. А портных, которые шьют наряды для хлопушек, нет и быть не может.
-- Это меня-то нет и быть не может? – обиженно переспросил господин с бородкой.
-- Вы-то есть, -- внес ясность Антон. – А портных, которые наряжают хлопушки, нет. Поэтому я подумал, что вы надо мной смеетесь.
-- Ты, например, ходишь в штанах, ведь так? – не отставал Портной.
-- Конечно, -- соглаислся Антон.
-- А как насчет хлопушек? – продолжал свой допрос Портной. Что же, по-твоему, они должны бегать нагишом?
На это Антону нечего было возразить.
-- Короче говоря, -- сказал часовщик Мерле, -- трое новых знакомых Антона согласились ему помочь. Они явились вместе с ним в городскую типографию, где печатались календари, и немедленно открыли заседание третейского суда.
-- Что бы я без вас делал, -- сказал Антон, обращаясь к Хряку.
-- Да, -- отвечал Хряк.. – Я приношу удачу.
Календарщик открыл заседание третейского суда.
-- Старались ли вы уговорить Новый Год, чтобы он уступил вам свое место? – спросил он у Старого Года.
-- Уговорить? – изобразил удивление Старый Год. – Я – его? Он сам ко мне приставал, умолял меня. А мне эта работа давно надоела. Все, что мне нужно. Это уйти на пенсию и попасть в учебники истории. Только в учебниках истории мы, годы, чувствуем себя хорошо. Унас уже все позади, мы пользуемся почетом и уважением, и вес называют нас добрым старым временем.
-- Следовательно, -- заключил Календарщик, -- вы готовы уйти?
-- Отнюдь, -- сказал Старый Год. – Мы заключили договор.
-- Это правда? – обратился Клендарщик к Новому Году.
-- К сожалению, -- всхлипнул Новый Год, -- договор есть. Я позволил ему наступить снвоа. Это было, конечно, ошибкой. Но я прошу суд принять во внимание, что я еще совсем неопытный. Если уж на то пошло, то меня пока еще и вовсе нет.
-- Показания свидетеля, -- сказал Календарщик, -- не слишком обнадеживают. Слово предоставляется обвинителю.
Антон поднялся..
-- Этого нельзя допустить, -- взволнованно сказал он. – Лично для меня чрезвычайно важно стать старше, уменя на то есть свои причины. Да и всем людям нужно, чтобы происходило что-то новое. Все время одно и то же – какой в этом толк? Весь мир ждет, когда наступит Новый Год.
-- А если Новый Год будет такой же неблагоприятный, как я? – ввернул Старый Год.
-- Тогда весь мир будет ждать, когда насупит новый Новый Год, -- воскликнул Антон. – Не все новое обязательно лучше старого. Но если вообще не происходит ничего нового, значит, лучше не будет никогда.
Затем третейский суд удалился на совещание. Хряк, Трубочист и Хлопушечный Портной немного пошептались между собой.
-- Как ни прискорбно, -- заявил Хряк от имени трех добропорядочных граждан, -- но право – на стороне Старого Года. Это право, как показали свидетельства сторон, было передано ему самим Новым Годом. Старый Год в порядке исключения имеет право наступить еще раз.
-- Объявляю приговор, -- сказал Календарщик. – Старый Год имеет право наступить еще раз.
-- С наступающим, -- поздравил Старый Год. – С наступающим Старым Годом. Еще пять минут, и я вернусь.
-- Вы не вернетесь! – сказал Антон.
-- Не упрямяься, мой мальчик, -- посоветовал Календарщик. Ты сам затеял этот суд. А решение суда должно исполняться.
-- Должно, -- сказал Антон. – Обязательно должно.
-- Я иду перепечатывать календарь, -- сказал Календарщик.
-- Но поймите же, -- сказал Атон. – Ведь суд запретил Старый Год.
Тут все решили, что Антон лишился рассудка. Но Антон с довольным видом продолжал:
-- Что гласит приговор? Старый Год должен наступить еще раз. Один раз, не больше. Но Старый Год никак не может наступить один раз. Если он вернется, вернутся бури, град, половодье, все, как было. Вернется тридцать первое декабря. Новый Год снова будет обманут, нам снова придется выносить приговор, и он будет гласить то же самое, что и сегодня. Если Старый Год наступит еще раз, он должен будет наступать снова и снова. А это высокий суд категорически запретил.
-- Обманули, -- прошипел Старый Год. (Интересно, -- заметил часовщик Мерле, что обманщики терпеть не могут, когда обманывают их самих). От ледяного дыхания старого Года у всех присутствующих покраснели щеки. – Вы меня еще попомните! Скажете, что от начала мира не было такого разрушительного, противоестественного и безжалостного года!
И, прошипев эти утешительные слова, он покнул помещение и исчезх в темноте.
Календарщик широко распахнул дверь своего кабинета.
-- Будьте любезны, наступайте, -- сказал он Новому Году. И Новый Год наступил в то самое мгновение, когда секундная, минутная и часовая стрелки сошлись на цифре 12.
-- Желаю удачи, -- сказал Хряк маленьклму Антону и пожал ему руку.
-- Желаю удачи, -- сказал Трубочист.
-- Желаю удачи, -- сказал и Хлопушечный Портной.
Все трое сказали одно и то же. Но если уж в каких-то случаях принято говорить определенные слова, то не стоит искать других ради разнообразия.
Календарщик, однако, снял телефонную трубку и потребовал:
-- Соедините меня с коллегой, ответственным за переименование улиц! Что значит Новый год? Кому вы это рассказываете? Мне?
Он повернулся к окружающим.
-- Разыщите его немедленно! Вечно он щзанят! Тоже мне член городского совета!
-- Этот телефонный разговор безусловно возымел действие, -- сказал часовщик Мерле. – Ибо если не описывать, как Антон вернулся домой, и пропустить всю первую неделю Нового года, то надо перейти сразу к тому дню, когда Антон, к своему великому восхищению, обнаружил в почтовом ящике письмо, адресованное ему лично. В письме говорилось:
«Глубокоуважаемый школьник Антон!
Берлинский городской совет единогласно постановил отметить Ваши заслуги в деле своевременного наступления Нового Года переименованием бывшей антоновой площади в Площадь имени школьника Антона Айзенблеттера.
С дружеским приветом
Член совета, ответственный за переименование улиц».
Антон, немного поразмыслив, написал в ответ следующее письмо:
«Глубокоуважаемый Член совета, ответственный за переименование улиц! Я очень рад, что Вы хотите переименовать в мою честь площадь, где я живу, потому что никто из ребят больше не будет меня дразнить. Однако название «Площадь имени школьника Антона Айзенблеттера» мне не очень нравится. По такому длинному адресу никт не захочет писать, а Вам должно быть известно, как я люблю получать письма. По-моему, Антонова площадь вполне подходящее название.
С дружескими приветами
искренне Ваш
школьник Антон Айзенблеттер».
-- Таким-то образом, -- заключил часовщик Мерле, -- как я вам и говорил, Антонова площадь была переименована из Антоновой площади (в честь знаменитого Антона) в Антонову площадь (в честь маленького Антона).
-- Это хорошая история, -- сказал я. – И со счастливым концом.
-- Вполне, -- согласился часовщик. – В коце концов все мы обязаны этому смышленому мальчику тем, что в новогоднюю ночь можем поздравить друг друга и вовремя отпраздновать наступление более удачного года.
-- Только не я, -- мой милый Мерле, -- сказал я. – Все могут, а я, к сожалению, -- нет.
-- А вы не можете? – сочувственно поинтересовался часовщик Мерле. – Но почему же?
-- Вы упустили из виду, мой дорогой друг, -- ответил я, -- что вы до сих пор не вернули мне мои часы.