Вчера пришла почта из Берлина. Немцы готовят к печати материалы последней конференции по Хаксу (ноябрь 1915). Тема: „Мое лучшее создание – Ева“. В общем, о женских образах в творчестве Хакса. Я там выступала с обзором постановок Хакса на российской сцене. И даже имела успех. Слушатели хлопали, а г-н Оме, держатель прав и владелец издательства „Ойленшпигель“, сказал мне на прощанье: „Вы были лучше всех“. Конечно, грубая лесть, но очень лестно.
А во вчерашнем послании г-н Кёлер, редактор хаксианского ежегодника, предложил мне выбросить заключительную часть моего реферата, поскольку она слишком депрессивна и ненаучна. Я предоставила ему самому решать эту проблему. Но, конечно, досадно. Если в моем обзоре и было что-то стоящее, то только эти три страницы. Я их приведу здесь, хотя уже включила в „Мемуарески“.
Любой национальный фольклор (и классика) зиждется на метафорике. До сих пор этот тезис казался само собой разумеющимся, никто не подвергал сомнению права метафоры как способа описывать мир. Немцы пели „Röslein, Röslein, Röslein schön, Röslein auf der Heide”, и каждый понимал, о чем речь. Русские пели „Во поле березка стояла“, и каждый понимал, о чем поется в песне. Сорванная розочка и сломанная березка были понятной всем метафорой утраченной девственности.
В наши дни даже сексуально озабоченные молодые люди понятия не имеют, что имел в виду поэт, сочиняя свою песенку. Почему? А почему продавщица в магазине, прежде чем назвать цену семи сосисок по 12 рублей за штуку, нажимает на клавишу калькулятора? Потому, что механическая работа человеческого мозга лучше (?) выполняется автоматом. Увы, у калькулятора нет воображения. С помощью калькулятора, будь он даже трижды компьютер, нельзя ни создать, ни понять метафору.
В самом деле, интернет открывает неограниченные возможности дистанционного образования. И одновременно исключает носителя знания из процесса передачи знаний. Бит информации отчуждается от живого носителя, лишается персонального подтверждения, теряет ценность, дешевеет, превращается в сведение. Люди пользуются сведениями и выбрасывают их из головы. А в головах возникает вакуум, требующий заполнения. И юные умы снова питаются сведениями, не образующими причинно-следственных связей. И этот порочный круг ширится за счет одноразовых сведений, умножает неведение, то есть невежество.
Важно только то, что здесь и сейчас. Причины и следствия, историчность, масштабность, структурность знаний не интересуют потребителей сведений. Попросите любого школьника в любой цивилизованной стране назвать великих людей. Он назовет спортсменов, рок-музыкантов и телезвезд. Миллионы болельщиков беснуются на стадионах, миллионы наркотизированных зевак толпятся на площадях, чтобы глазеть на Мадонну или Леди Гагу. Мне это напоминает римские нравы времен Петрония.
Речь идет о глубинном различии между знаниями и сведениями, о деградации образования и ассоциативного мышления, о смерти метафизики: религии, поэзии и вербального искусства. Речь идет об искусственном интеллекте, вытесняющем дух из информационного пространства.
Если визуальные раздражители и соблазны вытеснят из обращения наполненное смыслом слово, следующее поколение превратится в рычащую, мычащую, блеющую орду зевак. Словарный запас сократится до грубых ругательств, эмоциональные реакции сведутся к проявлениям страха и агрессии. Место любви займет секс, место интеллектуального усилия -- нажатие на клавишу. Прервется связь поколений и культур, останется эмоциональное безразличие и моральная индифферентность. Это может означать перспективу глобального одичания.
Если мы не убережем классические ценности, предостерегал Хакс еще в 1965 году, сцену займут порнографы. Тогда это казалось чисто теоретическим соображением, сегодня это стало голой правдой. Режиссура пост-модерна фальсифицирует, калечит, насилует шедевры прошлого. Чем ей так досадила классическая драма? Ведь она -- плод интеллектуальных усилий многих поколений наших предков, хрупкая оболочка культуры на грубой туше человечества.
Почти в каждом представлении классической драмы, в пьесах Ростана и Шекспира, в комедиях Гоголя и Уайльда актеры демонстрируют нам разнообразные варианты полового акта. Энергетика соития как производительная сила совершенно не интересует пост-модерное искусство. Вместо таинства любви мы наблюдаем бесполезный выброс адреналина. Будь то Шиллер или Чехов, на подмостках снова и снова фигурирует Турини.
Я однажды видела пьесу Турини на сцене венского Бургтеатра. Там один священник отправился искать Христа, но уже в первом явлении был изнасилован Дьяволом. Сцена сопровождалась соответствующими (то есть усиленными микрофоном) звуками. Главным реквизитом этого спектакля, поставленного Пайном, служил огромный матрац. Все заканчивалось на этом матраце оргией, в которой принимали участие Бог, Богородица, Христос и Дьявол. Синий матрац – метафора небес. Но мерзкое зрелище как-то не убеждает.
С этим нужно что-то делать. Или уже слишком поздно?
Мы живем во времена политкорректности и произвола СМИ. СМИ и интернет загадили и отравили ноосферу безответственной болтовней. Это спам, мусор нашего века.
То, что Хакс называл прекрасным словом Einfall (озарение) лежит в основе всех священных книг человечества. Древние мудрецы не всегда были учеными мужами, но всегда и непременно поэтами. Они завещали нам плоды своего прозрения, старые тексты, памятники письменности, с помощью которых мы пока еще ориентируемся во времени и пространстве. Этот метод ориентации отличается от науки своей экологической безопасностью. Я не исключаю, что когда-нибудь он может оказаться более действенным, чем научная вивисекция природы. А пока что нужно послать высокоуважаемому человечеству сигнал бедствия. SOS! Метафора в опасности! Спасите метафору! Спасите наши души!
26.06.16